Прикрывая воспалённые от слёз и едкой пены глазки, Ева просто стояла и нежилась под душем, подставляя уставшее от потрясений бледное личико тёплой зеркальной струе, и блаженно улыбаясь от приятных ощущений, разливающихся по телу, а еще от того, что всё плохое уже позади, как говорил Лакли.
Она почему-то верила его словам и сейчас водила по воздуху носиком, пытаясь поймать где-нибудь в пространстве его мужские запахи и представить, будто бы он рядом. Каким-то еще необъяснимым женским чутьём Ева инстинктивно ощущала его мощную внутреннюю силу и сила эта была – не нападения ради, а защиты для. И защита эта была не от преданного раба, а от верного человека. И человек этот относился к ней по-человечески. Всё это еще так смутно перемешивалось в головке юной девушки, но она уже многое поняла за последние дни.
Юная нимфа, замирая от наслаждения, обвила пальчиками пузатенький тюбик с гелем и, вновь прикрыв глазки, выдавила шоколадную струйку ароматного крема, обагрив им свою нежную шикарную грудь. Жирное масло растеклось по ложбинке, и милая красотка лёгким движением ладошки размазывала его по телу, немного сжимая и растирая наливающиеся жизнью холмики, чуть касаясь трепетных куполов ягодных сосочков. Затем она провела гелем вниз по животу, опускаясь всё ниже к таинственному пьедесталу сладострастия и еще ниже, ах — к подножию жерла дремлющего вулкана.
Слегка сжимая и разглаживая в ладошках разогретый тюбик, она вновь выдавила порцию маслянистой страсти, которая медленно, щекоча каждую клеточку на своём жарком пути, стекала к чуть согнутым в соблазнительной позе, дрожащим ножкам своей госпожи. Ласковыми движениями прелестница гладила по Холмику Вечного Мления, слегка проникая между розовых лепестков жеманных губок, и игриво поддразнивала ноготками просыпающийся бутончик счастья. По ароматному телу разливалась ленивая истома и Евочка даже чуть облокотилась о стену, чтобы не упасть от охватившей её тело слабости.
Отодвинув шторку душевой, Моррис обомлел. Перед ним предстала та, что вышла из пены морской на заре. Словно Афродита – эта юная богиня любви, принцесса эльфов и повелительница Мира, Ева стояла под прозрачной струёй водопада, а хрустальные стразы, сверкая и игриво перемигиваясь, весело стекали по спинке девушки, разбиваясь вдребезги от счастья на плавных изгибах подрагивающей от наслаждения попки.
На Морриса пахнуло шоколадом и сексом. Розоватая пена геля Камей островками страсти покрывала её белоснежные плечи, так трепетно дрожащие под мощными потоками, что мужчине захотелось тут же обнять их и защитить и целовать, целовать, целовать.
И тут Ева обернулась. В её глазках не было ни испуга, ни гнева. Всё её естество, вся её дикая природа, вся её воинственная неприступность гордячки и вся её королевская честь, — все они чувствовали, что должно сейчас произойти. Чувствовали и ждали.
Сексапильная Афродита, излучающая медовое желание, привлекла дикое морское животное – этого Кракена похоти, — гигантское чудовище, от которого нет спасения ни смертным, ни богам. Но миленькая, блуждающая в созерцании собственной красоты, Богиня любви не представляла даже размеров надвигающейся опасности.
Жестокий же хищник морей уже осязал своими сильными лапами её трепещущую плоть сзади. Его невинная жертва вздрогнула, чуть съежилась, ей показалось, что лап стало больше, и эти наглые скользкие щупальца трогают её везде, везде, везде, где нельзя. Она фыркала, надувая губки от возмущения, приоткрывая сводящий с ума ротик и сквозь спазмы экстаза выпуская аромат липкого адреналина в протяжном мелодическом стоне. Пленница пыталась выпрямиться, надменно поднимая прелестную головку и принимая гордую осанку Богини, но тут же вновь и вновь в громких стонах всё глубже утопала в могучих руках жестокого варвара.
Ева содрогалась и извивалась в его крепких лапищах и первое чувство раздражения, что не она главенствует над ним, а он – это мохнатое чудовище, стало стремительно таять от обжигающего дыхания влюблённого Кракена. Нет-нет. Теперь он казался ей совсем не чудовищем.
Он превращался в Посейдона – бога морей, и она – Афродита в его шикарных владениях. Бурлящее сознание Евы хаотично пульсировало: «Я млею, как он водит руками по телу. Я не думала, что я такая вся электрическая. Ооо…. . Если он еще и произнесёт что-нибудь своим бархатным тембром, я сразу же…сразу же… . Боже…. Ах…Я не выдержу….».
Страсть новой волной накатывала на Афродиту. Она застонала и прикусила пересохшие губки. Внутри всё пылало пожаром, раздуваемым лобзаниями могущественного Посейдона. Ей казалось, что вот-вот сейчас она расплавится в магме наслаждения. Бог Моррис, разгорячённый брызжущей тёплой водой, внезапно резко повернул Еву к себе лицом.
Она вскрикнула, но этот гортанный звук утонул в глубоком поцелуе ненасытного мужчины, захватывающего в плен каждую клеточку жадно ловящего воздух ротика. Их огненные языки смертельным фламенко сплетались друг с другом, ожесточённо отвоёвывая собственное пространство.
Наконец, язычок Афродиты в стонах поддался мужской власти, и от этого девушка ещё больше возбудилась. А язык Посейдона продолжал осыпать горстями поцелуев страстные глазки, щёчки и носик. «Боже, почему я раньше не замечала, какие сексуальные у него ушки», — улыбнулась Ева и нежно впилась зубками в левую мочку Морриса.
Наконец, этот царь морской в восхищении опустился на колени перед своей пленённой Богиней и прикоснулся губами к плоскому животику. Обхватив разомлевшую от страсти попу руками, Моррис спускался губами к холмику Венеры и, заметив, что её розочка уже обильно выпустила свои радостные изумрудные слёзки, принялся целовать изливающийся сладким нектаром нежный цветочек. Её идеальные стройные бёдра стали конвульсивно сжимать голову Морриса в жарких объятиях, выгибая своё пластичное юное тело, вызывая всё новые и новые приливы яростного возбуждения.
Моррис вознёсся над Афродитой и схватил юную пленницу за талию, прижимая к своей огненной плоти. Затем, превратившись в дельфина, нырнул в свою гордую пленницу плавно и медленно, давая ей прочувствовать всего себя. Ева закатила глазки и приоткрыла умоляющий ротик. Поддерживая её за упругие дольки ягодиц, он перенёс её трепетное тельце вверх, и она тут же обвила его атлетический торс своими белоснежными ножками. Плавно, быстро, неумолимо, резко. «Да… Ах… Да!» Он двигался всё с большей бурей эмоций. Ей же казалось, что в ней властвует трезубец Посейдона.
Моррис искусно нырял в бушующий кратер вулкана, стремящегося наружу всей своей раскалённой магмой. Безумный рассудок Евы лишь умолял: «Если он остановится – я его убью. О! О…..Ещё немного и я буду кричать». Она теряла способность мыслить, ей хотелось плыть, просто плыть и всё. Она продолжала бешено царапать его спину, ротик пенился от страсти, она вскрикивала, рыдала, ускоряя его темп, вращала мокрой попой-искусительницей, страстно сжимаемой крепкими ладонями брутального мужчины.
Ева что-то шептала, но сейчас ему было не до смысла её слов. В его голове бушевало торнадо страсти, буря эмоций и шторм пенного экстаза. Ещё! Ещё! Её бёдра мелко дрожали, она извивалась, до боли впиваясь в волосы своему Богу. И вот ножки Евы в резких глубоких конвульсиях разжались за спиной Морриса и вытянулись в струны. Ещё мгновение, и цветочек Афродиты выплеснул из себя свою божественную амброзию. Тело изогнулось дугой и вот так, — распластанная, словно морская звезда на берегу, Богиня, на секунду застывшая в конвульсиях, вознеслась на самый недосягаемый из всех возможных пик оргазма, охватившего всё её женское тело.
Обессиленная, она сползла вниз, прижавшись к ногам своего бога, своего повелителя, своего первого мужчины. И в тот же миг мощный фонтан царского шампанского выстрелил сверху вниз в лицо своей Богини любви. Он тоже опустился в изнеможении, прижимая любимую к утомлённому телу, и подобно виноградной лозе, они оплели друг друга собою и неистово соединились в одно целое породнившимися телами, укрытыми нежными крыльями двух влюблённых душ.
Укутавшись мягким толстым одеялом по пояс, мужчина и женщина лежали на диване, слившись телами так крепко, как будто кто-то хотел у неё отнять его, а он боялся, что если отпустит её хоть на миг, она вновь превратится в злую бессердечную стерву.
Ева лежала на его груди, совершенно счастливая. Она расплылась от усталостной неги и просто улыбалась в пространство, насыщенное любовью. Моррис бережно гладил драгоценную женщину по спинке, проводя рукой вниз по бёдрам, чуть пощипывая их. Ева при этом постанывала и, прищуриваясь на него, целовала его загорелую грудь.
— Многие хотели бы оказаться на твоём месте, — улыбаясь, шептала она.
— Я же говорил, что я Счастливчик, только без «Л».
— А может с «Л»? — прижалась крепче к мужчине женщина. — А?
— Да. Ты права. Знаешь, я тебе хочу сказать, что… Ева прикрыла пальчиком его рот:
— Тсс…Моррис, милый. Не надо. Пожалуйста, ты сейчас скажешь это, а вдруг это всего лишь блажь. Потом будешь жалеть и не знать, как взять свои слова обратно. Не торопись, — в глазах девушки замерла тревога.
— Я никогда не торгую словами, любовь моя, — твёрдо ответил Лакли и нырнул под одеяло к Еве. Девушка застонала, слегка запищала и поплыла по воле не волн, а своего господина:
— Ооо, милый……
Сквозь пространство показалась Карина. Она на цыпочках подкралась к пологу роскошной кровати и, задёргивая над ней шторку, прошептала, обращаясь к читателям:
— А теперь, давайте не будет им мешать. Пусть поспят. Умаялись они. Устали. И очень счастливы. Вы уж поверьте мне. Я-то знаю. И Вы идите отдыхать, дорогие господа и дамы. А завтра… завтра – сумасшедший день, и мы, наконец, завершим эту историю о девушке с эффектом тайпана.
Автор публикации
Хватит писать! ЧИТАЙТЕ!
